Лев Константинов - Схватка [Журнальный вариант]

— Как вы намерены поступить дальше? Не очень удобно, что на одной квартире живут два ваших человека.

Ива намекала: в случае провала возьмут сразу двоих.

— Вы с Оксаной учитесь на одном курсе. Большинство студентов снимают комнаты по двое, по трое. Раз так получилось, менять не стоит.

Ива поняла: служба СБ краевого провода хочет иметь рядом с нею своего человека и ради этого идет на риск.

Сорока посоветовал:

— Может быть, вам изменить, как бы это сказать интеллигентнее, образ жизни? И одеваться скромнее? Советы не любят, когда кто-то выделяется из толпы. Таких сразу берут на заметку. Вам, выросшей на Западе, этого не понять…

Ива задумалась.

— Вряд ли я теперь смогу переключиться на другой стиль. Заявка сделана, прелюдия сыграна. Не забывайте, я приехала из Польши официально, все знают, что воспитывалась, как говорят схидняки, в буржуазной среде. Судя по всему, меня поручили перевоспитывать комитету комсомола — секретарь уже проводил со мной индивидуальные беседы, или как это там у них называется. — Ива улыбнулась. И откровенно добавила: — Да и трудно мне вести себя иначе. Боюсь, начну играть энтузиастку — провалюсь, особенно сейчас, когда эту жизнь я знаю плохо. Нет, уж лучше оставаться собой.

И опять Кругляк подивился разумности этой дивчины. Права, конечно, она, а не Сорока. Самая твердая легенда — это твоя собственная жизнь. Если умно ее преподносить, естественно.

Сорока в конце концов тоже согласился с доводами Ивы. Он чуть торжественно предложил считать знакомство законченным и перешел к делу. Референт пожевал бескровными губами, достал из портфеля фотографию.

— Вот смотрите…

Ива всмотрелась в фото. Симпатичная дивчина: глубокие глаза, приятный овал лица, мягкие губы. Короткая стрижка делала ее похожей на мальчишку, очень юного и задиристого.

— Красивая.

— Эта красотка, — сдерживая ярость, почти прошипел референт, — провалила одну из наших самых крупных операций.

Референт рассказал следующее. В Зеленом Гае была завербована молодая учительница Мария Григорьевна Шевчук, приехавшая в село на работу. Подколодной змеей втерлась она в доверие к руководителям движения в этом районе. Выполняла такие задания, которые вскоре позволили ей выявить всю сеть. Один из «боевиков» опознал в ней бывшего секретаря райкома комсомола, участвовавшую в облавах. Тогда с помощью пробравшегося в службу безопасности чекиста Розума она выдала себя за курьера с особыми полномочиями.

— Она казалась такой интеллигентной, — меланхолично повествовал Сорока, — по-девичьи наивной, мягкой… И вдруг у этой Шевчук оказалась железная хватка. Вы знаете нашу систему. Действия курьера с особыми полномочиями не обсуждаются, он ни перед кем не отчитывается, только перед теми, кто его послал. Его приказы подлежат безусловному выполнению. — Референт сокрушенно развел руками. — А все наша приверженность канонам. Сколько говорил — нельзя одного человека наделять чрезвычайными правами.

Ива улыбнулась.

— Обжегшись на молоке, дуете на воду? В организации должна быть железная дисциплина. Представьте, друже Сорока, что будет, если вместо выполнения приказов их будут обсуждать на каждом перекрестке? И если бы я, к примеру, предъявила пароли спецкурьера с особыми полномочиями, я бы тоже потребовала точного выполнения моих приказов.

Сорока поперхнулся:

— Вы… тоже?

— Основательно же вы напуганы, — звонко рассмеялась Ива, — не волнуйтесь, мои права кончились с выполнением задания. Хотя, признаться, я ими однажды воспользовалась на вашей территории.

— Когда? Для чего? — быстро спросил Сорока.

— Один из ваших людей недавно пропал. Не так ли?

— Да, исчез референт пропаганды. Нас это чрезвычайно волнует.

— Я приказала его уничтожить. Он давно уже служит МГБ. Именно он передал чекистам сведения об операции «Гром и пепел». И тогда появилась Шевчук, кажется, у нее было псевдо «Горлинка»?

— Вы знаете об этом? — Сорока подхватился с кресла, забегал из угла в угол. Голова у него совсем вошла в плечи, длинные руки болтались в такт быстрым, мелким шагам.

— Об этом знает каждый на пути от Львова до Мюнхена. Разразился неожиданный скандал, — продолжала холодным тоном Менжерес. — Наши руководители предупредили корреспондентов влиятельных западных газет, что большевики готовятся уничтожить целое село за связь с организацией украинских националистов. Была даже названа дата этой акции. Готовились сенсационные материалы. А что же вышло на деле? — Менжерес горько, болезненно улыбнулась. — Чекисты устроили ловушку, а потом опубликовали показания ваших бандитов, другого слова я не подберу, о том, как они должны были сжечь Зеленый Гай и перебить его жителей, переодевшись в форму советских солдат.

«Именно так все и было, — констатировал Кругляк. — Получили приказ провести эту акцию под видом москалей. А чекисты подставили ножку, да так, что до сих пор под горку катимся. Наши славные руководители в дерьмо по уши вляпались». Кругляк иногда позволял себе весьма нелестно думать о главарях.

— Мы вынесли смертный приговор Марии Шевчук, — пришел он на помощь референту СБ.

— Провал операции «Гром и пепел» — факт, который состоялся. Да и приговор до сих пор не приведен в исполнение, не так ли? — Ива вложила в тон солидную долю презрения. — Впрочем, это уже не мое дело.

— Наоборот, — перебил ее Сорока. — Именно ваше! Референтура СБ приняла решение поручить вам найти и уничтожить Шевчук. Ее фото вы только что видели. К сожалению, нам не удалось найти подлинную фотокарточку Марии Шевчук. Эта особа не оставила после себя никаких следов — работала умело. Пришлось для этой вот фотографии одну из наших девиц загримировать под нее. Но получилось достаточно достоверно. Дело Шевчук не случайно поручается вам — мы придаем ему большое значение. Речь идет о нашей чести. Это приказ, — деловито закончил он.

Ива встала — руки по швам:

— Послушно выконую, друже референт!

Референт Сорока был одним из немногих лиц, имевших связь с главарем краевого провода Реном. Точнее, даже он не знал, где находится убежище Рена, но поддерживал связь с ним с помощью курьеров. Зашифрованное донесение передавалось в три этапа. Курьер, уходивший из города, добирался до одной из деревень — там на старом католическом кладбище, под могильной плитой, находился первый «мертвый пункт». Курьер оставлял в тайнике грепс — кто его возьмет и когда, он не знал. Дальше шифровка попадала в хутор, прижавшийся к большому лесному массиву. В хуторе легально жил один из «боевиков». Он наблюдал за «мертвым пунктом» и за лесом — отсюда начинались тропинки вглубь. Здесь шифровка попадала в руки людей Рена.

Только несколько человек знали, где находится его логово. Даже для многих националистических руководителей он был личностью почти мифической: пропагандистская служба краевого провода старательно изобретала и пускала в обиход легенды о верности Рена идеалам самостийности. Строжайшая конспирация, таинственность окружали каждый поступок краевого проводника.

Еще не так давно Рен гордо именовал себя «лесным хозяином». Места, где ему приходилось скрываться, и в самом деле были зеленым морем, выплеснувшим на огромное пространство остроконечные волны деревьев… Места глухие, малолюдные, труднопроходимые.

Удар истребительных отрядов по основной базе националистов был неожиданным и жестоким. Рену удалось спастись, уйти в глубь леса, затаиться в глухомани. Краевой провод принял решение ограничить число людей, связанных с Реном, свернуть операции, которые могли бы подставить под новый удар штаб. И все-таки именно Рен держал в своих цепких руках все нити подполья.

Подлинную фамилию Рена знало только несколько человек. Обычно он пользовался тремя псевдонимами: «Рен» — для своих приближенных, «25-й» — для подписи под приказами, «52-й» — для донесений закордонному проводу. Манипуляции псевдонимами помогали запутывать следы и подкрепляли легенду о вездесущности проводника краевого провода.

И совсем уже немного людей знали историю его возвышения — не выдуманную националистическими пропагандистами, а подлинную. Он был сыном коммивояжера из Закарпатья. Обучался в Венском университете, по поручению гестапо шпионил среди «своих» — националистически настроенных студентов-украинцев. Вместе с немцами пришел на Украину, деятельно сколачивал «вспомогательную полицию», насаждал в западных областях оуновские звенья.

Рена знал лично «фюрер» националистов Бандера, он же «Сирый», он же «Весляр», он же «Баба», «Старый», «Шипавка», «Быйлыхо» и т. д.

В 1943 году гестапо стало известно, что один из лидеров националистов Закарпатья проявляет колебания, подумывает о том, чтобы повернуть оружие против своих немецких хозяев. Рену и его «команде» поручили навести порядок. Рен застрелил «предателя» и занял его место. Надо сказать, что он не замедлил «отблагодарить» своих немецких покровителей: в том же 1943 году присоединился к решению «Третьего надзвычайного сбора ОУН» о переориентации на англо-американцев.